Везде
Основные векторы национальной политики Эстонии в конце XX – начале XXI вв.
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Основные векторы национальной политики Эстонии в конце XX – начале XXI вв.
Аннотация
Код статьи
S241436770027547-1-1
DOI
10.37490/S241436770027547-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Егоров Игорь Андреевич 
ORCID: 0000-0002-0400-9446
Должность: младший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории «Центр комплексного изучения проблем региональной безопасности»
Аффилиация: Псковский государственный университет
Адрес: Российская Федерация, Псков
Выпуск
Выпуск 30
Аннотация

Статья посвящена анализу курса национальной политики современного эстонского государства в контексте проблем гражданства, коммуникации, образования и межэтнической интеграции. Автор исследует наиболее важные этапы  развития эстонского законодательства, цели, задачи государственных программ, направленных на регулирование межнациональных отношений в современной Эстонии.

Ключевые слова
континуитет, интеграция, декларация, гражданство, язык, образование, стратегия, консоциональная модель.
Классификатор
Получено
13.09.2023
Дата публикации
27.12.2023
Всего подписок
6
Всего просмотров
132
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
1 Практические основы национальной политики современной Эстонии были заложены в условиях распада СССР и связанным с ним обострением межнациональных отношений. Противоречия данного периода в значительной степени повлияли на определение вектора дальнейшего развития постсоветских государств, в том числе в республиках Прибалтики1. Хотя и здесь имелись свои особенности, обусловленные, в частности, проблемой предоставления гражданства различным группам многонационального населения, проживавшего на их территории к моменту провозглашения независимости.
1. Егоров А. М., Егоров И.А. Правовая культура пограничного региона накануне распада Советского Союза: по материалам работы судебных учреждений Псковской области (историко-правовой аспект) // Социокультурная среда: системная организация, антропологическое измерение, пограничная специфика: Материалы международной заочной научно-практической конференции, Витебск, 16 ноября 2018 года / Витебский государственный университет им. П.М. Машерова. Витебск: Витебский государственный университет им. П.М. Машерова, 2018. С. 112.
2 20 августа 1991 г. Верховный Совет Эстонской ССР выпустил постановление «О восстановлении независимости Эстонии на основании принципа исторической правопреемственности эстонской государственности», в котором можно заметить намеки на концепцию континуитета, послужившей в последующем основой для провозглашения «восстановления изначального правового положения»2.
2.  О государственной независимости Эстонии // Ведомости Эстонской Республики. 21 августа 1991. № 25.
3 В результате отдельные спорные вопросы, на время потерявшие свою актуальность и как казалось обоюдно урегулированные в послевоенный период3, вновь стали выступать в качестве раздражающего фактора российско-эстонских отношений. Более того, к давнему историческому грузу прибавились новые проблемы, среди которых одной из наиболее острых являлась судьба представителей постсоветского населения данной балтийской республики, имеющих различное этническое происхождение. Камнем преткновения стало определение статуса титульной и русскоговорящей групп жителей Эстонии.
3. Егоров А. Претензий не заявлено // Родина. 2014. № 11. С. 130-131.
4 Для переформатирования эстонского общества влиятельными национальными силами на первом этапе посредством соответствующих юридических процедур были проведены подготовительные мероприятия, недвусмысленно свидетельствовавшие об очевидном стремлении к формированию монокультурной социальной среды как основы дальнейшего развития своей государственности и отсечению от этого процесса русскоговорящей диаспоры. По-видимому, такая тенденция должна была стать большой неожиданностью для многих представителей последней – с учетом того, что декларация о государственном суверенитете Эстонии принималась ранее на волне перестроечной демократизации интернациональным по своему составу Верховным Советом ЭССР.
5 Так или иначе, но уже 30 марта 1992 г. вступил в действие постсоветский закон Эстонской республики о гражданстве (апеллировавший к положениям аналогичного закона Эстонии образца 1938 г.). Согласно ему лицам, ставшим жителями страны после вхождения ее в СССР и не имевшим прямых родственных связей с эстонскими гражданами до 1940 г., для получения последнего требовалось пройти непростую для многих из них процедуру натурализации. В преддверии состоявшегося 28 июня 1992 г. референдума по принятию новой эстонской Конституции это сразу сократило численность избирателей в ЭР на 42% по сравнению за год до этого с ЭССР (669080 вместо 1 164 6034). Еще через три месяца на основе вновь принятого основного закона 20 сентября 1992 г. состоялись выборы во вновь учрежденный национальный парламент Эстонии (Рийгикогу)5.
4. Департамент статистики Эстонской Республики. URL: httр://www.state.ee/34267 (дата обращения 31.07.2023).

5.  Конституция Эстонской Республики / Сайт президента Эстонской республики. URL: httр://www.president/ee/ru/republic-of-estonia/index.html (дата обращения 31.07.2023).
6 Указанный орган практически до 1997 г. воздерживался от рассмотрения на законодательном уровне комплексных мер по интеграции русскоязычного населения республики, ограничиваясь принятием нормативных актов по отдельным частным вопросам в этой сфере. Так, в следующем 1993 г. был принят закон, по которому в старших классах русскоязычных школ с 2000-2001 учебного года планировалось ввести обучение на эстонском языке. В том же году в развитие закона о культурном самоуправлении появился закон о культурной автономии национальных меньшинств. В 1995 г. новым законом о гражданстве процедура натурализации помимо обязательного экзамена эстонского языка была дополнена испытаниями на знание эстонской конституции и проверкой лояльности эстонскому государству.
7 В целом, можно предположить, что первые пять лет новейшей истории эстонской государственности основная ставка в ее национальной политике делалась на стимулирование реэмиграции большинства русскоязычных жителей и ассимиляцию оставшегося меньшинства. В начальный период эстонской независимости отток постсоветского некоренного либо нетитульного населения действительно довольно заметен, а его пик пришелся на 1992-1993 гг.6 Однако значительная часть русскоязычных жителей, несмотря на ужесточение законодательства в отношении их гражданства, пробовали адаптироваться к новым условиям и остались на территории Эстонии, для многих из которых она реально являлась малой родиной либо в силу длительного проживания, либо как место рождения. Отчасти, вероятно, такое решение можно объяснить также серьезными трудностями, характерными для самой России в 1990-е гг., к которым эстонские русские были явно не готовы. В результате 8 июля 1993 г. в Эстонии был принят т.н. «закон об иностранцах», согласно которому все кто проживал в стране более 5 лет и не являлся «правопреемным» гражданином получали постоянный вид на жительство как иностранцы.
6.  Мусаев В. И. «Русский вопрос» в странах Балтии в 1990-х – 2000-х гг. и российско-прибалтийские отношения // История и историческая память. 2011. № 4. С. 104.
8 Во второй половине 1990-х гг. в официальных кругах Эстонии постепенно повышается внимание к необходимости определенной интеграции национальных меньшинств в общественную жизнь, что можно объяснить влиянием внешнеполитической конъюктуры, а именно для удовлетворения рекомендаций Европейского Союза, к вступлению в который стремилось эстонское государство7.
7. Bayramov S. V., Dadashov K., Dadashova K., Egorov I. European Integration Processes in EECCA: Dependencies and Drivers. // Journal of Ethnic and Cultural Studies. 2023. № 10 (2). С. 41–74. URL: >>>>
9 Ходатайство на этот счет было подано Эстонией в 1995 г., а через три года с весны 1998 г. открываются официальные переговоры с ЕС по данному поводу. Одним из предварительных условий евроинтеграции было требование о приведении эстонского законодательства к принятым в данном сообществе стандартам о национальных меньшинствах. Уже в 1996 г. Эстония ратифицировала Рамочную Конвенцию о защите национальных меньшинств, правда, сделав оговорку о том, что она не должна распространяться на лиц, не имеющих гражданства страны. В 1997-2000 гг. также были внесены поправки в ранее принятый закон об образовании, в соответствии с которыми срок перехода иноязычных гимназий (старшая школа) на эстонский язык отодвигался на 2007/2008 учебный год. Таким образом, с одной стороны, удовлетворялось правило ЕС по обеспечению возможности образования для национальных меньшинств на родном языке, а с другой – была сохранена возможность для дальнейшего вытеснения русского языка из публичной сферы, но в более замедленном и потому менее заметном темпе.
10 Одновременно с 1996 г. эстонское государство приступило к выдаче жителям, имевшим ранее советские паспорта и не получивших гражданство ни Эстонии, ни любого другого государства, специальные удостоверения личности – «паспорт иностранца». Тем самым в Эстонии, как и в соседней с ней Латвии, искусственно сложилась необычная ситуация, схожая с периодом «интербеллума» (от лат. inter – «между» и bellum – «война»)8, когда Первая мировая и связанная с ней Гражданская война в России вызвали волны беженцев, специально для которых комиссаром Лиги Наций Ф. Нансеном было разработано особое удостоверение личности, позволявшее им проживать и перемещаться по территории стран, гражданами которых они не являлись (т.н. «нансеновский паспорт»)9.
8.  Егоров А. М. Псковские пограничные районы в 1920-1930-е гг. (Ист. уроки развития) : специальность 07.00.02 "Отечественная история" : диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Санкт-Петербург, 1998. С. 5.

9.  Задоркин Д. В. Русская община в Прибалтике: причины дискриминации //Вопросы национальных и федеративных отношений. Вып. 3 (38). 2017. С. 182
11 Эта ситуация являлась необычной и для Европы в целом, и для постсоветского пространства, не став обшей практикой даже для Прибалтики, поскольку Литва, в частности, избрала другой вариант решения национального вопроса, предоставив возможность принять свое гражданство всем жителям, имевшим постоянную прописку в республике до распада СССР.
12 Более того, в контексте стремления Эстонии к евроинтеграции возникло парадоксальное положение, связанное с резким снижением в 1997 г. темпов натурализации ее русскоговорящих жителей. К началу 1999 г. 50% из них составляли лица без гражданства10. Наличие массового безгражданства противоречило политике ЕС и общим установкам международного сообщества на его сокращение и создавало определенные проблемы для самой Эстонии, что наглядно демонстрирует тесную связь национальных интересов и трансграничных проблем различного рода11.
10.  Скуратовская К. Г. Современное положение русской этнической группы в Эстонии: политологический анализ // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. Политология. Международные отношения. 2016. Вып. 1. С. 87.

11. Implementing the Aarhus Convention / R. Yerezhepkyzy, A. Egorov, A. Sadvokassov, V. Shestak // European Energy and Environmental Law Review. 2021. Vol. 30, No. 4. P. 120.
13 В 1997 г. по инициативе ООН был составлен документ, называвшийся «Интеграция неэстонцев в эстонское общество: целевые установки», который стал основой для подготовки правительственной программы интеграции национальных меньшинств на период с 2000 по 2007 гг.
14 Для удовлетворения международных требований в 1998 г. Рийгикогу были изложены «Исходные пункты государственной интеграционной политики Эстонии по интеграции неэстонцев в эстонское общество». Основные мероприятия данной политики были направлены на молодежь и сферу образования. Осенью того же года вводится единая государственная учебная программа, вытекавшая из номинального признания возможности не отрицания, а диалога национальных культур в процессе учебно-воспитательной работы. Социальная унификация общества на основе владения эстонским языком и обретения гражданства было завуалировано декларацией сохранения этнических различий. В качестве приоритета, наряду с владением титульным языком, большое внимание обращалось на изучение эстонской культуры. С осени 2000 г. изучение эстонского языка стало обязательным уже в детском саду. Одновременно в 1998 г. эстонский парламент принимает поправку в закон о гражданстве, в соответствии с которой дети, родившиеся в Эстонии после 26 февраля 1992 г., получили право натурализоваться без обязательного экзамена на гражданство на основании соответствующего заявления от их родителей. Наконец, в 1999 г. официально была принята государственная программа «Интеграция в эстонском обществе в 2000-2007 г.»12. Ее цели формулировались с учетом идеи о создании эстонской модели «мультикультурного» (или многокультурного) общества, идея которого широко пропагандировалась ЕС, в том числе в скандинавских странах, на которые равнялась Эстония.
12. Зверев К. А. Становление государственной политики Эстонской Республики в отношении русскоязычного населения (1992-2007) // Клио. 2015. № 8 (104). С. 164.
15 Политика интеграции стала популяризироваться Эстонией как актуальная общественная задача в 2000 г. Официально она рассматривалась как двусторонний процесс, но на уровне принимавшихся мер осуществлялся в большей степени как одностороннее воздействие в целях адаптации русскоговорящего меньшинства к эстонской действительности. С этого года обязательные требования к языку стали касаться только наемных работников. В 2001 г. были отменены языковые требования для депутатов всех уровней, но параллельно эстонский язык был законодательно закреплен в качестве официального средства делопроизводства. Лица без гражданства имели право проявлять ограниченную политическую активность на местном уровне, в том числе участвовать в голосовании на выборах органов местного самоуправления, но не выдвигать себя в качестве кандидатов в эти органы13. С 2002 г. право на приобретение гражданства по упрощенной процедуре получили выпускники гимназий и профтехучилищ. С 2004 г. срок рассмотрения ходатайств на получение гражданства сокращен в два раза, а все экзамены на получение гражданства стали бесплатными.
13. Воротников В. В. Прибалтийские этнократии между Россией и Европой: поиск консенсуса в условиях экономического кризиса // Вестник МГИМО Университета. 2013. № 6(33). С. 28.
16 Таким образом, эстонское государство довольно чутко улавливало сигналы со стороны международного сообщества в части тактической корректировки своей национальной политики, стратегически сохраняя при этом глубинные установки своего законодательства о гражданстве, об иностранцах и о языке. В реальности теория и практика национальной политики не всегда совпадали. Так, например, после принятия соответствующих подзаконных актов в 2003 г. стало возможным применение принятого еще в 1990-е гг. закона о культурной автономии14. На его основании были зарегистрированы национально-культурные автономии финнов-ингерманландцев и шведов, но аналогичные заявки (1996, 2006 и 2009 гг.) отдельных представителей русской общины под различными предлогами оказались отклонены. В то же время к 2020 г. на территории Эстонии было официально зарегистрировано около 120-150 различных российских культурных организаций15.
14. Закон «О культурной автономии национального меньшинства Эстонской Республики». URL: httр://www.just.ee/sites/www.just.ee/files/elfinder/article_files/vahemusrahvuste_kultuuriautonoomia_seadus.

15. Минеев А. И., Айдаров А. Национальные меньшинства в государственной политике: опыт России и Эстонии // Исторический поиск. 2020. Т. 1. № 4. С. 66.
17 Двойственность политико-правовой интеграции внутри эстонского общества нашла отражение в стимулировании не общинного, а личностного, как это подается, разнообразия в качестве идеальной модели мультикультурной среды с национальной спецификой. Отчасти этой политике способствовала и достаточно заметная разрозненность внутри русскоязычной диаспоры. Представляется, что вектор национальной политики эстонского государства был направлен на размывание диаспор в сочетании с признанием их культурной самобытности на уровне непосредственной жизнедеятельности. Последняя при таком подходе должна рассматриваться не в качестве необходимого или желательного, а только допустимого варианта.
18 Таким образом, в национальной политике Эстонии 2000-х гг. можно уловить акцент на ее индивидуализации, подразумевающей интеграцию не общественных, социальных или национальных групп, а отдельных индивидов как автономных субъектов, которым предлагалось определиться с выбором своей идентичности16. Государство пыталось обеспечивать этот выбор косвенно, подталкивая к нужному для него решению.
16. Сытин А. Н. Политика Латвии и Эстонии в области национальной и межобщинной интеграции // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. 2010. № 1. С. 178.
19 Тревожным симптомом национальной политики продолжала быть проблема безгражданства среди русскоговорящего населения Эстонии. В 1992 г. количество лиц данной категории составляло 32 % от всего населения страны. Во второй половине 1990-х гг. – начале 2000- гг. их число начало постепенно снижаться, что рассматривалось в качестве одного из важных показателей политико-правовой интеграции представителей нетитульных национальностей в социально-политическую систему Эстонии. В частности, в мае 2004 г. эстонское правительство намеривалось натурализовать до 2007 г. не менее чем по 5 тыс. человек в год. И хотя данный темп некоторое время действительно удавалось выдерживать, к весне 2008 г. количество постоянных жителей Эстонии не определившимся с выбором гражданства составляло все еще около 8 %17.
17. Эстония сегодня. Гражданство / Департамент прессы и информации МИД эстонской республики при участии Департамента гражданства и миграции Эстонии. URL: httр:// >>>> www.vm.ee (дата обращения 31.07.2023).
20 При этом с 2007 г. темпы натурализации лиц, по-прежнему не имевших гражданства Эстонии и не принявших гражданства какого-либо третьего государства, резко упали. Отчасти это могло быть связано с включением Эстонии с 1 января 2007 г. в безвизовую Шенгенскую зону, что сделало отсутствие определенного гражданства у этих лиц не столь критичным, по сравнению с 1990-ми гг., и повысило возможности трансграничной мобильности данных лиц. В результате они научились извлекать определенные преференции из автономного режима своего существования. Тем более, что статус постоянного жителя страны, не исключая наличия минимальных социальных гарантий в повседневной жизни, освобождал от некоторых существенных обязанностей, в связи с чем большинство эстонцев, по данным опроса Таллинского университета совместно с социологической фирмой Saar Poll, отрицательно отозвались о сохраняющемся в стране институте безгражданства18. С 18 июня 2008 г. Российская Федерация в свою очередь предоставила эстонским безгражданам безвизовый режим, что существенно облегчило поддержание родственных, трудовых и иных связей данных лиц с соотечественниками, но не пробудил стремления к смене постоянного места жительства.
18. Симонян Р. Х. Русскоязычная диаспора в странах Балтии: современное состояние и перспективы // Балтийский регион. 2022. Т. 14. № 2. С. 150.
21 Сохраняющаяся двойственность политики официальной Эстонии в сфере межобщинных отношений привела Эстонию к вспышке насилия, связанной с событиями известной «Бронзовой ночи» в апреле 2007 г., что свидетельствовало об односторонности предложенной ранее программы интеграции. В 2008 г. в Эстонии принимается следующая аналогичная программа на 2008-2013 гг., предусматривавшая дальнейшее повышение уровня владения эстонским языком, а также нивелирование различий между эстонцами и представителями других национальностей при участии в гражданских объединениях и общении в публичной сфере. В фокусе внимания новой программы гораздо большее место по сравнению с предыдущим периодом занимало пропагандирование индивидуальных демократических прав и свобод. В качестве основной цели был выдвинут тезис о преодолении межобщинной разобщенности и замыкания населения разных национальностей в рамках своих этнических сообществ. При этом в качестве обязательного условия интеграции неэстонцев в эстонское общество по-прежнему выдвигалось требование о знании титульного языка. В 2009 г. данная парадигма нашла отражение в принятом эстонским парламентом «Законе о равном общении»19.
19. Минеев А. И., Айдаров А. Указ. соч. С. 66.
22 Можно констатировать, что основной вектор национальной политики Эстонии оставался неизменным и в последующее десятилетие. На выборах 2019 г. лозунг «эстонская Эстония», заставляющий задуматься о рисках постепенной ассимиляции посредством популяризируемой интеграции, был достаточно широко распространен20.
20. Руус Ю. Элиты этнических меньшинств в посткоммунистических странах: случай Эстонии // Сравнительная политика. 2012. № 3 (9). С. 110.
23 В этой связи еще 2017 г. в «Отчете о человеческом развитии в Эстонии» Ауне Вальк упоминалась потребность в формировании государственной идентичности, которая была бы не так жестко связана с этнической идентичностью, и которая могла бы быть принята различными национальными группами эстонского общества. Не случайно, видимо, в ряду главных приоритетов Эстонской республики на 2020-2023 гг. назывались повышение уровня государственного управления и представления государственных услуг всем гражданам Эстонии на всей территории страны. Данное направление национальной политики было озвучено в качестве оптимального способа повышения доверия к властвующим политическим институтам среди неэстонских граждан и одновременно как способ сохранения поддержки со стороны этнических эстонцев.
24 Представляется, что наиболее острым вопросом для русскоговорящего населения Эстонии остается языковая политика, которая тесно увязывается правительством данной страны с задачей формирования эстонской идентичности у неэстонского населения. Этой же цели подчинена стратегия по созданию единой системы школ целиком на эстонском языке, конструирование которой базируется на унификации школ с эстонским и русским языком обучения, что может в недалекой перспективе привести к фактическому упразднению последних. В декабре 2022 г. парламент Эстонии принял закон о полном переводе на эстонский язык всех учреждений дошкольного и школьного обучения, что вызвало озабоченность в заявлении спецдокладчиков ООН по вопросам меньшинств, в области культурных прав и по вопросам образования, распространенном недавно Управлением Верховного комиссара ООН по правам человека. На фоне вялотекущей весь постсоветский период языковой проблемы отмечается распространение в Эстонии английского языка, на котором начинает общаться между собой эстонская и русскоговорящая молодежь, чему способствует также отток на Запад трудоспособного населения и вынужденная замещающая миграция в нее из третьих стран.
25 Следует отметить, что указанные выше тенденции являются логичным следствием новой стратегии развития «Эстония 2035», принятой Рийгикогу 12 мая 2021 г., в которой декларируется консолидация общества и крайне лаконично упоминается необходимость «обращать внимание на наличие доступа к разным пластам культуры у эстонских общин и сообществ национальных меньшинств»21.
21. Стратегия «Эстония 2035». URL: httр:// >>>> (дата обращения 31.07.2023).
26 Примат эстонской идентичности подтверждается различными нормативными актами эстонского государства в сфере образования, языка и молодежной политики. Хотя иногда можно встретить отдельные предложения по поводу корректировки политики Эстонии в области поиска оптимального межнационального консенсуса – в духе, например, консоциональной модели Аренда Лейцхарта, которая апробировалась на практике в Швейцарии, Нидерландах, Бельгии или Северной Ирландии. Однако в настоящее время подобные предложения лежат скорее в теоретической плоскости.

Библиография

1. О государственной независимости Эстонии // Ведомости Эстонской Республики. 21 августа 1991. № 25.

2. Конституция Эстонской Республики / Сайт президента ЭР. URL: httр:// www.president/ee/ru/republic-of-estonia/ index.html (дата обращения 31.07.2023).

3. Закон «О культурной автономии национального меньшинства Эстонской Республики». URL: httр://www.just.ee/sites/www.just.ee/files/elfinder/article_files/vahemusrahvuste_kultuuriautonoomia_seadus.pdf (дата обращения 31.07.2023).

4. Департамент статистики Эстонской Республики. URL: httр://www.state.ee/34267 (дата обращения 31.07.2023).

5. Стратегия «Эстония 2035». URL: httр://www.valitsus.ee/media/4144/download (дата обращения 31.07.2023).

6. Эстония сегодня. Гражданство / Департамент прессы и информации МИД эстонской республики при участии Департамента гражданства и миграции Эстонии. URL: httр://www.estemb.ru www.vm.ee (дата обращения 31.07.2023).

7. Воротников В. В. Прибалтийские этнократии между Россией и Европой: поиск консенсуса в условиях экономического кризиса // Вестник МГИМО Университета. 2013. № 6 (33). С. 25– 33.

8. Егоров А. М., Егоров И.А. Правовая культура пограничного региона накануне распада Советского Союза: по материалам работы судебных учреждений Псковской области (историко-правовой аспект) // Социокультурная среда: системная организация, антропологическое измерение, пограничная специфика: Материалы международной заочной научно-практической конференции, Витебск, 16 ноября 2018 года / Витебский государственный университет им. П.М. Машерова. Витебск: Витебский государственный университет им. П.М. Машерова, 2018. С. 112 – 115.

9. Егоров А. М. Псковские пограничные районы в 1920-1930-е гг. (Ист. уроки развития) : специальность 07.00.02 "Отечественная история" : диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Санкт-Петербург, 1998. 218 с.

10. Егоров А. Претензий не заявлено // Родина. 2014. № 11.С. 130– 131.

11. Зверев К. А. Становление государственной политики Эстонской Республики в отношении русскоязычного населения (1992-2007) // Клио. 2015. № 8 (104). С. 164– 167.

12. Задоркин Д. В. Русская община в Прибалтике: причины дискриминации // Вопросы национальных и федеративных отношений. Вып. 3 (38). 2017. С. 179– 191.

13. Минеев А. И., Айдаров А. Национальные меньшинства в государственной политике: опыт России и Эстонии // Исторический поиск. 2020. Т. 1. № 4. С. 63– 68.

14. Мусаев В. И. «Русский вопрос» в странах Балтии в 1990-х –2000-х гг. и российско-прибалтийские отношения // История и историческая память. 2011. № 4. С. 87– 106.

15. Руус Ю. Элиты этнических меньшинств в посткоммунистических странах: случай Эстонии // Сравнительная политика. 2012. № 3 (9). С. 99– 125.

16. Симонян Р. Х. Русскоязычная диаспора в странах Балтии: современное состояние и перспективы // Балтийский регион. 2022. Т. 14. № 2. С. 144-157. DOI: 10.5922/2079-8555-2022-2-9.

17. Скуратовская К. Г. Современное положение русской этнической группы в Эстонии: политологический анализ // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. Политология. Международные отношения. 2016. Вып. 1. С. 85– 96.

18. Сытин А. Н. Политика Латвии и Эстонии в области национальной и межобщинной интеграции // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. 2010. № 1. С . 172 – 181.

19. Bayramov S. V., Dadashov K., Dadashova K., Egorov I. European Integration Processes in EECCA: Dependencies and Drivers. // Journal of Ethnic and Cultural Studies. 2023. № 10 (2). С. 41– 74. URL: https://doi.org/10.29333/ejecs/1484.

20. Implementing the A arhus Convention / R. Yerezhepkyzy, A. Egorov, A. Sadvokassov, V. Shestak // European Energy and Environmental Law Review.2021. Vol. 30, No. 4. P. 120– 127.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести