О СЕМАНТИКЕ НЕКОТОРЫХ ФОРМ
ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ ГЛАГОЛА
В СЕВЕРНОРУССКОМ НАРЕЧИИ
S. K. POŽARICKAJA
Для решения проблем абсолютной и относительной хронологии языка, а также диалектного членения праславянского языка, в высшей степени ценные сведения дает, как известно, лингвистическое картографирование. Для славистики в этой области открылся новый этап в связи с началом публикации первых (фонетических и лексических) выпусков Общеславянского лингвистического атласа, не имеющего аналогов ни в романистике, ни в германистике. Однако пространственно-географический аспект сопоставления формально совпадающих единиц — это не итог, а лишь начало исследования, поскольку карта демонстрирует как правило лишь относительно поверхностное сходство явлений, не вскрывая их глубоких функциональных различий. В особенности это относится к явлениям морфологии и синтаксиса, где установление междиалектного (межъязыкового) тождества, изображаемого одним картографическим знаком, требует длительного и пристального наблюдения над семантикой диалектных контекстов — в противном случае оно может интерпретироваться лишь как чисто внешнее сходство, не имеющее глубокого лингвистического смысла.
Предметом настоящего исследования явились два фрагмента глагольной системы севернорусского наречия, имеющие соответствия в других славянских языках и следующим образом заданные Вопросником общеславянского лингвистического атласа1 :
«Употребляется ли форма плюсквамперфекта (давнопрошедшего времени)? Приведите примеры в разных лицах. Обратите внимание на значение формы.
а) абсолютное временное значение (прошедшего времени):
M 3044° Мать у меня зимой умерла была» (далее примеры из сербско-хорватского, польского и словацкого языков);
1. Вопросник общеславянского лингвистического атласа, М., 1965.
Rev. Étud. slaves, Paris, LXIII/4, 1991, p. 787-799.
