Везде
Проблема стресса и феномен смерти в современном мире: медико-философский аспект
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Проблема стресса и феномен смерти в современном мире: медико-философский аспект
Аннотация
Код статьи
S023620070027350-2-1
DOI
10.31857/S023620070027350-2
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Рыбин Владимир Александрович 
ORCID: 0000-0002-3343-1048
Аффилиация: Челябинский государственный университет
Адрес: Российская Федерация, 454001 Челябинск, ул. Братьев Кашириных, д. 129
Номер
Том 34 Выпуск №4
Страницы
11-26
Аннотация

В условиях современности все более остро заявляют о себе неблагоприятные демографические тенденции. Они затрагивают население наиболее развитых и благополучных регионов, но свидетельствуют о снижении жизнеспособности человеческой популяции в целом. Речь идет о «болезнях цивилизации», которые возникают под действием психоэмоционального стресса. До недавнего времени главное внимание уделялось психологическому его аспекту, но сегодня необходимо сделать акцент на его соматической, телесной составляющей. Для этого требуется совершенствование классической концепции стресса, прежде всего за счет выделения базисного критерия жизнеспособности биологических организмов. Таким критерием является феномен смерти. Сегодня смерть рассматривается как некое автономное начало, абсолютно противоположное жизни. Тем не менее, в науке и философии существует иная точка зрения, согласно которой смерть — это только эпифеномен жизни, сопутствующий ее эволюционному характеру. На уровне биологической эволюции живое адаптируется к живому. На уровне культуры в эволюцию включается неживое начало в образе техники, которую создает человек. В наши дни, на переходе от второго к третьему тысячелетию, этот процесс достигает апогея. Техносфера встает над биосферой, а живое вынуждено адаптироваться к неживому. Отсюда стресс, массовая заболеваемость и депопуляция. Для концептуализации альтернативной перспективы необходимо интерпретировать стресс как результат рассогласования процессов торможения и возбуждения в центральной нервной системе человека под воздействием неблагоприятных внешних условий. При подобном подходе возрастает значение учения А.А. Ухтомского о доминанте, где торможение играет главную роль. Представляется, что основные положения этого учения, введенные в широкий теоретический оборот, будут способствовать продуктивному решению целого ряда медико-биологических проблем, встающих перед современным человечеством.

Ключевые слова
человек, человечество, жизнь, эволюция, депопуляция, стресс, онкология, смерть, болезни цивилизации, доминанта
Классификатор
Получено
02.09.2023
Дата публикации
03.09.2023
Всего подписок
13
Всего просмотров
462
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf 100 руб. / 1.0 SU

Для скачивания PDF нужно оплатить подписку

Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2023 год
Преимущества сервисов
4590 руб. / 91.0 SU
1 На протяжении нескольких последних десятилетий демографические показатели, характеризующие жизнеспособность человеческой популяции, демонстрируют явный парадокс: в тех регионах и странах, которые принято считать лидерами научно-технического и общекультурного прогресса, явственно нарастают деструктивные демографические тенденции, связанные со снижением рождаемости, постарением населения, ростом его заболеваемости и снижением численности, то есть с депопуляцией. Если снижение рождаемости обосновывается вполне рационально [Капица, 2010: 156–157], то указание, например, на тот факт, что «в странах с высоким уровнем дохода рак стал главной причиной преждевременной смерти» [Мировая статистика здравоохранения 2020: 12], представляется непонятным и тревожным. Как утверждают биологи и демографы [Гаврилов, Гаврилова, 1991: 91–92], ссылки на совершающийся в результате улучшения качества жизни переход от экзогенных причин смертности населения (голод, инфекционные заболевания, войны и т.д.) к эндогенным (постарение населения, хронические неинфекционные заболевания и т.д.), мало что способны прояснить и даже запутывают понимание, поскольку эти сдвиги, во-первых, сами являются производными более фундаментальных трендов, а во-вторых, демонстрируют, что достижения прогресса в нарастающей степени сочетаются с антропологической деструкцией [Человечество обречено на вымирание, 2021; Вопросы вымирания, 2022].
2 Иногда рост смертности от онкологии в развитых странах объясняют постарением населения и совершенствованием медицинской диагностики, но логика подобных умозаключений выглядит как минимум поверхностной, ибо сам этот рост свидетельствует как раз о том, что оптимизация технической базы медицины не способна переломить неблагоприятные тенденции. Имеются и другие нестыковки: отмеченный ВОЗ факт роста заболеваемости раком легкого на 74% среди мужского населения Турции в течение 1990–2010 годов [Глобальное бремя болезней: 25], вряд ли связан с улучшением диагностики и возрастными сдвигами, поскольку данные факторы попросту недоступны существенным изменениям за столь краткий период. Речь определенно идет не об относительном, а об абсолютном повышении смертности, причем не только от онкологии, но также от ишемической болезни сердца и суицидов [Мировая статистика здравоохранения 2020: 1], то есть о вымирании в полном смысле этого слова.
3 Если бы данный тренд сочетался с ухудшением условий жизни, это вряд ли кого-нибудь удивило, может быть, лишь в плане интенсивности этих процессов [Улумбекова, 2016: 28], но парадоксальная корреляция между повышением качества жизни и снижением жизнеспособности человеческой популяции выглядит загадочно. Тем не менее, она статистически доказана [Львов, 2016], а ее угрожающие последствия очевидны не только для научного, но и обыденного сознания [Человечеству предрекли вымирание из-за стрессов, 2023]. На этом фоне закономерно актуализируется запрос на выявление глубинных причин той массовой антропологической деструкции, которая нарастает в авангардных регионах современной цивилизации.
4

Методологические предпосылки

5 Долгое время решение обозначенного парадокса усматривалось в теории «факторов риска», которые, как принято считать, создают фон для возникновения и развития массовой заболеваемости [Медик, 2003: 170]. К их числу относят курение, алкоголизм, несбалансированное питание, гиподинамию, а также психоэмоциональный стресс или «общий адаптационный синдром» [Лисицын, 1999: 74]. В наиболее общем виде стресс определяется как совокупность внутренних реакций, направленных на адаптацию (приспособление) живого организма к внешней среде, но при достижении определенной их интенсивности приводящих к его деструкции [Иллюстрированный энциклопедический словарь, 1995: 665]. Такая деструкция реализуется в виде «болезней адаптации», применительно к человеку именуемых также «болезнями цивилизации», среди которых преобладают сердечно-сосудистые и онкологические заболевания [Лисицын, 1999: 90].
6 Уязвимость теории «факторов риска» заключается в том, что, фиксируя некую зависимость в отношениях организма и среды, она не способна установить четкую причинно-следственную связь между повреждениями и их причинами. На этом фоне стресс по сравнению с другими факторами выглядит выигрышным образом, поскольку имеется достаточно доказательств, что именно стресс приводит к развитию «болезней цивилизации», разрушая «слитность психического с соматическим» [Тополянский, Струковская, 1986: 11]. Восстановлением баланса этих начал занимается психосоматика как особая клиническая дисциплина, но повсеместный опыт ее внедрения в практику показывает, что реализуется она преимущественно в русле психоаналитической традиции (школы Ф. Александера, Ф. Данбар и др.), которая ориентирована на психическую составляющую. В физиологии стресс до сих пор оценивается со стороны эмоций [Словарь физиологических терминов, 1987: 364], следовательно, так же в психологическом ключе. Между тем распространение «болезней цивилизации», явственно указывающее на связь стресса с какими-то «стабильными биологическими особенностями популяций человека» [Гаврилов Н.А., Гаврилова Н.С., 1991: 72], требует переноса исследовательского акцента на соматическую составляющую психосоматики. В этом отношении особого внимания заслуживает классическая концепция стресса Ганса Селье.
7

Стресс: обновленная интерпретация
8 В интерпретации Селье стресс — это «отклонение от гомеостаза», нарушение стабильности функционирования организма, наступающее в результате внешних воздействий и проявляющееся как совокупность его ответных внутренних реакций, которые позволяют ему вернуться в исходное устойчивое состояние. Согласно Селье, все живые организмы реагируют на среду, во-первых, целостно (то есть в согласованном взаимодействии своих главных жизненных систем: нервной, гормональной, иммунной), во-вторых, единообразно (то есть в однонаправленной последовательности трех стадий «общего адаптационного синдрома»: тревоги, резистентности, истощения).
9 Надо отметить, что, признавая значимость нервной системы в развитии стресса, Селье отдавал приоритет гормональной его составляющей. Именно по этой причине в Советском Союзе его теория была принята с некоторым запозданием — в тогдашней отечественной физиологии господствовала доктрина «нервизма», точнее, кортико-висцеральная теория в интерпретации школы И.П. Павлова. Например, в учебнике «Патологическая физиология» под редакцией А.Д. Адо 1980 года издания, термин «стресс» не используется, а концепция Селье не упоминается. В целом же идея гомеостатического регулирования отношений организма со средой была повсеместно принята и оказала значительное влияние на науки о жизни.
10 И все же с самого начала она содержала в себе ряд уязвимых пунктов. Прежде всего, вполне очевидно, что существование живого организма не ограничивается его возвратом к состоянию стабильности, что любая жизнедеятельность в той или иной степени предполагает выход за рамки гомеостаза и нарушение внутреннего равновесия. Стресс, таким образом, является безусловным условием жизни. Но, если так, каким же образом он становится фактором ее нарушения или даже прерывания? Без ответа на вопросы этого рода концепция стресса сводится к описанию последовательности его стадий и фиксации соответствующих им физиологических сдвигов.
11 Селье понимал слабые стороны своей теории и постоянно совершенствовал ее. В частности, сочетание благоприятных и деструктивных для организма эффектов он в позднейший период своей деятельности стал объяснять сосуществованием двух вариантов стресса — «полезного», соответствующего физиологической норме, и «вредного», ведущего к ее нарушению («дистресс»). Причину же перехода второй, устойчивой, «резистентной» стадии стресса в третью, деструктивную стадию «истощения», Селье пытался истолковывать израсходованием некоей «адаптационной энергии» [Селье, 1979: 37], которую он трактовал как «ограниченный запас жизнеспособности, отпущенный нам при рождении» [там же: 105], что не могло не провоцировать критических обвинений в механицизме, витализме, идеализме и т.д. И хотя сам термин «стресс» прочно закрепился в массовом сознании, конкретного ответа на вопрос о механизме и индикаторах утраты организмом своей жизнеспособности Селье так и не дал. По этой причине теория стресса до сих пор остается достоянием скорее лабораторной сферы, чем лечебной практики.
12 Тем не менее, у Селье имеются некоторые важные намеки. В своих работах он неоднократно подчеркивал определенные общие признаки деструктивного процесса, складывающиеся в «синдром болезни»: «И при больших кровопотерях, и при инфекционных заболеваниях, и в случае запущенного рака больной теряет аппетит, мышечную силу, всякое желание что-либо делать. Обычно он также теряет в весе, и даже выражение лица выдает его болезненное состояние» [там же: 33]. Это не что иное, как признаки смерти или ее приближения: «Каждая стрессовая реакция, особенно стадия "истощения", обусловливает изнашивание организма, приближает его к старости и смерти» [Аршавский, 1982: 15]. Следовательно, базисный индикатор утраты жизнеспособности организма, а также феномен, заключающий в себе решение проблемы стресса, — это смерть.
13 Рассмотрение проблемы стресса, таким образом, необходимо перенести в сферу анализа жизненного процесса, сочетающего в себе жизнь и смерть.
14

Феномен смерти как предмет познания
15 И в общетеоретическом, и в обыденном сознании до сих пор господствует представление, что смерть — это начало, абсолютно противоположное жизни и, в конечном счете, господствующее над ней. Логика умозаключений в этом плане мало изменилась со времен Эпикура: есть жизнь — нет смерти, приходит смерть — уходит жизнь.
16 Что касается научного познания, то оно долгое время вообще исключало смерть из сферы своего внимания. Вплоть до середины XX века предметом повышенного интереса науки оставалась преимущественно восходящая линия природных процессов, связанная с ростом и совершенствованием живых систем, тогда как нисходящую линию, связанную с их деградацией и распадом, было принято относить на счет второго начала термодинамики и принципа энтропии, которые рассматривались в качестве конечных причин, не требующих дальнейших объяснений. Анри Бергсон определял жизнь как «восходящий поток, которому противодействует нисходящее движение материи» [Бергсон, 1998: 262]. В.И. Вернадский главное свойство живой материи связывал с ее способностью непрерывно наращивать силу вещественного и энергетического воздействия на окружающую среду [Вернадский, 2001: 301–302]. Эрвин Бауэр, выдвигая «принцип устойчивого неравновесия» в качестве основного закона биологии [Бауэр, 2002: 143], руководствовался аналогичными соображениями.
17 Между тем восхождение — это только одна сторона жизненного процесса. Существование живых организмов невозможно без обновления, которое протекает в процессе обмена, следовательно, предполагает распад отработанных субстратов и введение на их место новых. Иными словами, живые системы воспроизводятся посредством сочетания синтеза и распада, обновления и деградации и т.д., и потому смерть не является началом, совершенно чуждым жизни. Это было понято еще в начале XX века, когда в науках о живом сформировалось убеждение, что смерть возникает только в мире органической, живой природы [Биология старения, 1982: 70–72], что познавать ее следует на путях более глубокого постижения самого жизненного процесса. Так А.А. Ухтомский в своих записных книжках отмечал: «Смерть сама по себе настолько не поддается выражению в самостоятельном законе, в самобытном разумном содержании, что всякие попытки ее истолкования и объяснения достигаются не иначе, как из интересов жизни и ради жизни. Замечательно, что попытки оправдать, "объяснить" смерть исходят всегда из понятий жизни» [Ухтомский, 1997: 212].
18 Перелом в отношении к феномену смерти наступил во второй половине XX века, причем парадоксальным образом, на фоне очевидных успехов в познании жизни. С одной стороны, медицинские прорывы в практике оживления и последующее выделение реаниматологии как новой лечебной дисциплины продемонстрировали ограниченность этих достижений, ибо на этом фоне смерть в более общих ее проявлениях (например, в виде старения) предстала фактором, все еще недоступным серьезному противодействию. С другой стороны, сформированная в этот период синтетическая теория эволюции, которую одно время было принято рассматривать как высшее достижение в науках о живом, по признанию некоторых авторитетных генетиков так и не смогла выявить какой-то главный и скрытый фактор жизненного процесса [Lewontin, 1991: 12–13].
19 Сомнения в том, является ли смерть самостоятельным началом, явственно обозначились и в философии, и в медико-биологической науке. Интересные идеи по поводу смерти высказал в этот период Н.Н. Трубников: «Смерть предполагает жизнь, начинается с жизнью и с жизнью же — заканчивается. Конец жизни есть конец смерти, то есть умирания. По существу, смерти нет, есть смертное, то есть живое» [Трубников, 1990: 445]. Теоретические обобщения крупнейшего отечественного патолога Д.С. Саркисова, подчеркнувшего, что все адаптивные реакции организма носят регенеративный характер и направлены на синтез, что сущность жизни «состоит в усилении биологических процессов» [Саркисов, 1981: 276], по сути обозначили линию на отказ от рассмотрения смерти в качестве самостоятельного, равнозначного жизни начала. Что касается апоптоза, который одно время было принято рассматривать как некую автономную программу умирания, то есть весомые основания расценивать его как подготовительную фазу регенерации в качестве магистрального потока всего жизненного процесса [См.: Программированная клеточная гибель, 1996]. В конце концов было обосновано, что природный эволюционный процесс не нуждается в особом внутреннем механизме смерти помимо той организменной устойчивости, которая возникает у конкретных видов в ходе межвидовой конкуренции, закрепляется на генетическом уровне и проявляется как видоспецифическая продолжительность жизни: «Механизм прекращения воспроизведения возникает автоматически и не будучи запрограммированным» [Дильман, 1987: 84–85]. В общем виде единый закон существования живых систем был сформулирован Н.И Чуприковой в сфере общей психологии: «Согласно этому закону, везде, где имеет место прогрессивное органическое развитие, оно подчинено ортогенетическому принципу. Начинаясь с некоторых простых, примитивных и целостно-глобальных форм структуры и функций, оно идет к формам все более внутренне дифференцированным и иерархически упорядоченным» [Чуприкова, 2021: 91].
20 В итоге есть весомые основания утверждать, что смерти как самостоятельного начала не существует — смерть это сама жизнь, в своем эволюционном восхождении создающая для себя некие внутренние ограничения, ведущие к ее прерыванию: «Смерть живого организма вызывается неотрегулированностью самих же восходящих общеэволюционных процессов и наступает тогда, когда мощность внешнего вещественно-энергетического потока, проходящего через организм и питающего его, в какой-то точке развития перестает соответствовать его внутренним возможностям усваивать этот поток» [Рыбин, 2019: 48]. Если «на входе» в зону неблагополучия организм не меняет стратегию своей жизнедеятельности и продолжает действовать по линии сложившихся отношений со средой, то дальнейшее «повышение поведенческой эффективности преодоления стресса в результате усиления физиологических реакций может еще более усилить изнашивание и разрушение организма» [Тигранян, 1988: 116], что «на выходе» закономерно порождает распад, то есть смерть.
21 Таким образом, дальнейшее углубление в суть проблемы требует перехода к более объемному рассмотрению жизни в контексте всеобщего эволюционного процесса.
22

Эволюция в природе и культуре
23 Один из наиболее эффективных приемов продвижения в данном направлении — сопоставление специфики эволюционного процесса на уровне природы и уровне культуры. Рассмотрим эти варианты с учетом феномена смерти, истолкованной в качестве искаженной формы самой жизнедеятельности.
24 В обоих случаях осуществляется адаптация живого организма к внешней среде. В ходе природной эволюции в «ближней» пространственной и темпоральной перспективе изменяется особь, в «дальней» — вид. То, что не изменяется должным образом, неизбежно погибает [Gould, 1987: 143–145]. Как результат, в биосфере на смену вымирающим или застывшим на более низкой эволюционной ступени видам, приходят новые — морфологически изменившиеся, более приспособленные и совершенные. Так оформляется «великая цепь бытия» [Лавджой, 2001: 293–294] живой природы, где живое адаптируется к живому. В этом процессе задействована смерть, но ее фатальность искупается биологическим совершенствованием.
25 Появление человека и формирование культуры означают разрыв этой цепи. Люди создают техносферу в виде совокупности искусственных орудий труда, в результате человеческий вид обретает доминирующее положение в биосфере, а эволюционный процесс смещается с морфологического преобразования живых видов на преобразование внешней среды. С этого момента человек как представитель вида становится морфологически неизменным [Алексеев, 2007: 525], а сам человеческий вид за счет потребления биосферы обретает способность «существовать настолько долго, насколько будут создаваться соответствующие условия для существования на нашей планете» [Биология старения, 1982: 44]. Тем не менее адаптация живого к живому до поры сохраняется.
26 Ситуация радикально меняется на переломе XX–XXI веков, когда происходит вторичный разрыв «великой цепи бытия», техносфера окончательно становится над биосферой, а естественные условия человеческого существования окончательно смещаются в сторону искусственных. Данная метаморфоза как раз и превращает жизненный эволюционный процесс в деструктивный и убийственный, поскольку теперь от живого требуется адаптироваться к неживому. Внешним относительно человека проявлением данной тенденции становится экологический кризис, внутренним — «стресс непрерывных перемен» [Селье, 1979: 69], вносящий «разногласие между филогенетически сложившимися адаптивными стереотипами и новыми вызовами техносоциальной среды» [Кишкун, 2008: 149], что, согласно обозначенному механизму деструкции, становится причиной массового распространения «болезней цивилизации» и депопуляции.
27 Наиболее проницательные мыслители еще 100 лет назад прекрасно понимали суть дела: «Невозможно удержать сколько-нибудь надолго жизнь и деятельность в порядке одного только понуждения, то есть так, что всякое действие человека совершается только через насилие над собою, только через подстегивание себя . А вот именно такую жизнь в непрестанном понуждении, в одном только понуждении, приходится вести в нашей сутолоке, когда жизнь все расширяет свои запросы и спросы, а ресурсы предложения все оскудевают за "сокращением штатов". Мы все работаем насильно и через силу, давно перейдены границы того физиологического утомления, которое дает благодетельное предупреждение, что машина требует отдыха и ремонта!» [Ухтомский, 1996: 410].
28

Перспективы

29 На первый взгляд складывающееся положение выглядит мрачным и даже безвыходным. Однако, если человеческий род сам создал подобную ситуацию, то, может быть, все-таки есть надежда каким-то образом ее преодолеть? Найти в контексте многочисленных кризисов некий просвет?
30 Представляется, что выход просматривается, если проблему стресса решать на путях углубления учения о доминанте Алексея Алексеевича Ухтомского. Его ближайший ученик подчеркивал: «Вне принципа доминанты невозможно сколько-нибудь эффективно решить проблему стресса, идет ли речь о физиологическом или патологическом стрессе, и тем более понять достаточно полно механизмы их осуществления» [Аршавский, 1990: 121].
31 Одним из главных недостатков концепции стресса в интерпретации Селье является выдвижение на первый план гормонального уровня при недостаточном внимании к механизмам высшей нервной деятельности, ограниченным «по существу соотношением только двух основных процессов — торможения и возбуждения» [Саркисов, 1981: 296]. В разработке учения о высшей нервной деятельности общеизвестна роль научной школы И.П. Павлова, но в наши дни результаты деятельности школы А.А. Ухтомского выглядят более продуктивными. Вкратце суть различия между этими школами сводится к следующему: если в учении Павлова возбуждение и торможение выступают как два противоречащих друг другу, но однородных и равнозначных процесса, то Ухтомский отдавал приоритет торможению, выдвигая его в качестве более сложного и значимого — доминантного — физиологического механизма.
32 Доминанта — это динамически функционирующее, оформленное и направленное торможение [Ухтомский, 1978а: 131–132], доступное совершенствованию на уровне культуры [Ухтомский, 1978б: 90] посредством придания ему избирательного характера и выхода на линию более широких контактов с миром: «Это — временное исключение монотонно-однообразных реакций, которые утрачивают биологический интерес для организма ради сосредоточения на вновь приходящих, биологически важных показаниях среды» [Ухтомский, 1978а: 132]. Такой «отфильтрованный» торможением ответ на воздействие среды предполагает не возврат организма к состоянию «гомеостаза», как у Селье, а переход на новую ступень отношений с ней: «По А.А. Ухтомскому торможение представляет собой наиболее высокую и непрерывно нарастающую форму активности (курсив мой — В.Р.» [Ярошевский, 1990: 40].
33 С точки зрения учения о доминанте деструктивные психосоматические процессы в организме человека развиваются как поток непрерывно поступающих от внешней среды импульсов, не заблокированных — не заторможенных — на уровне центральной нервной системы и потому оказывающих длительное (хроническое) и в итоге разрушительное воздействие на физиологические процессы, вплоть до их полного прерывания, то есть смерти. Новейшая концепция академика Н.П. Бехтеревой об устойчивом патологическом состоянии мозга (УПС) [Бехтерева, 2007: 179—182, 322] как застойном очаге возбуждения, вызывающем поражение внутренних систем организма, исходит из этой же посылки: речь идет не просто о влиянии коры мозга на внутренние органы (иначе это мало чем отличалось бы от «нервизма» в духе позднейшего прочтения теории Павлова), а именно о той «тугоподвижности» мозгового очага патологической импульсации, которая не позволяет человеку преодолеть стандарты своего поистине «патогенного» отношения к миру.
34 Дополнительным аргументом в пользу достоверности концепции Ухтомского, открывающей путь к преодолению психосоматической патологии и смерти, служат философские интуиции Анри Бергсона, утверждавшего, что мозг — это «орган внимания к жизни. Но из этого следует, что либо в теле, либо в сознании, которое ограничено телом, должны существовать специальные устройства, функция которых состоит в устранении из человеческого восприятия объектов, по своей природе отвлекающих человека от действия. Если эти механизмы оказываются расстроенными и дверь, которую они держали закрытой, приоткрывается, то нечто проходит из "внешнего" мира, который, возможно, есть мир "потусторонний"» [Бергсон, 1994: 343]. Это мир, откуда приходит смерть, потому что жизненный процесс в нем по отношению к человеку организован неправильно — без учета того свершившегося эволюционного сдвига, который вторично разорвал «великую цепь бытия», радикально изменил основные антропологические параметры в системе «техносфера — биосфера» и тем самым, с одной стороны, обозначил задачу формирования неких духовно-материальных «протекторов», способных обеспечить морфологическую неизменность человека (а вместе с этим и его выживание) в условиях нарастающего (и порождающего стресс) давления техносферных факторов, а с другой стороны, обозначил факт фатального запаздывания с решением этой задачи.
35 Тем самым речь заходит о каком-то новом типе человеческого существования, который был бы альтернативен всему бывшему прежде, и господствующему по сию пору адаптивно-биологическому его типу. Но это отдельная, требующая особой разработки тема, предпосылки которой были обозначены при рассмотрении проблемы стресса и феномена смерти в современном мире.

Библиография

1. Алексеев В.П. Становление человечества / Алексеев В.П. Избранное: в 5 т. Т. 1. М.: Наука, 2007.

2. Аршавский И.А. Физиологические механизмы и закономерности индивидуального развития. М.: Наука, 1982.

3. Аршавский И.А. Роль А.А. Ухтомского в создании теоретических предпосылок для исследований физиологических механизмов индивидуального и филогенетического развития // Учение А.А. Ухтомского о доминанте и современная нейрофизиология: Сб. науч. трудов. Л.: Наука, 1990.

4. Бауэр Э.С. Теоретическая биология. СПб.: Росток, 2002.

5. Бергсон А. Два источника морали и религии. М.: Канон, 1994.

6. Бергсон А. Творческая эволюция. М.: Канон-пресс, 1998.

7. Бехтерева Н.П. Магия мозга и лабиринты жизни. М.: АСТ; СПб.: Сова, 2007.

8. Биология старения. Руководство по физиологии. Л.: Наука, 1982.

9. Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М.: Наука, 2001.

10. Гаврилов Н.А., Гаврилова Н.С. Биология продолжительности жизни / отв. ред. В.П. Скулачев. М.: Наука, 1991.

11. Глобальное бремя болезней: Порождение доказательств, направление политики. Институт по измерению показателей здоровья и оценке состояния здоровья, 2013. [Электронный ресурс] URL: https://www.healthdata.org/sites/default/files/files/policy_report/2013/WB_EuropeCentralAsia/IHME_GBD_WorldBank_EuropeCentralAsia_FullReport_RUSSIAN.pdf (дата обращения: 15.02.2023).

12. Дильман В.М. Четыре модели медицины. Л.: Медицина, 1987.

13. Капица С. Парадоксы роста: Законы развития человечества. М.: Альпина нон-фикшн. 2010.

14. Кишкун А.А. Биологический возраст и старение: Руководство для врачей. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2008.

15. Лавджой Артур. Великая цепь бытия. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001.

16. Лисицын Ю.П. Теории медицины XX века. М.: Медицина, 1999.

17. Львов Д.С. Феномен сверхсмертности, неизвестный современной науке [Электронный ресурс]. URL: https://textarchive.ru/c-2517235-p16.html (дата обращения: 15.02.2023).

18. Медик В.А. Заболеваемость населения: история, современное состояние и методология изучения. М.: Медицина, 2003.

19. Мировая статистика здравоохранения 2020. [Электронный ресурс]. URL: https://apps.who.int/iris/bitstream/handle/10665/332070/9789240011977-rus.pdf?sequence=32&isAllowed=y (дата обращения: 15.02.2023).

20. Программированная клеточная гибель / под ред. В.С. Новикова. СПБ.: Изд-во Военно-Мед. Академии, 1996.

21. Рыбин В.А. К вопросу о человеческом бессмертии: некоторые философские и эволюционные предпосылки решения // Вестник ЧелГУ. Философские науки. 2019. Выпуск 51. № 2. С. 48.

22. Саркисов Д.С. Структурные основы гомеостаза // Гомеостаз / под ред. П.Д. Горизонтова. М.: Медицина, 1981.

23. Селье Г. Стресс без дистресса. М.: Прогресс, 1979.

24. Словарь физиологических терминов / отв. ред. акад. О.Г. Газенко. М.: Наука, 1987.

25. Стресс / Иллюстрированный энциклопедический словарь. М.: Научное издательство «Большая российская энциклопедия», 1995.

26. Тигранян Р.А. Стресс и его значение для организма / отв. ред. О.Г. Газенко. М.: Наука, 1988.

27. Тополянский В.Д., Струковская М.В. Психосоматические расстройства. М.: Медицина, 1986.

28. Трубников Н.Н. Проспект книги о смысле жизни // Квинтэссенция: Философский альманах. М.: Политиздат, 1990.

29. Улумбекова Г.Э. Здравоохранение России. Что надо делать. Краткая версия. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2016.

30. Ухтомский А.А. Возбуждение, утомление, торможение // А.А. Ухтомский. Избранные труды. Л.: Наука, 1978 a.

31. Ухтомский А.А. Доминанта как фактор поведения // А.А. Ухтомский. Избранные труды. Л.: Наука, 1978 б.

32. Ухтомский А.А. Заслуженный собеседник: Этика. Религия. Наука. Рыбинск: Рыбинское подворье, 1997.

33. Ухтомский А.А. Интуиция совести: Письма. Записные книжки. Заметки на полях. СПб.: Петербургский писатель, 1996.

34. Человечество обречено на вымирание? [Электронный ресурс]. URL: https://www.rosbalt.ru/moscow/2021/10/02/1924202.html (дата обращения: 15.02.2023).

35. Вопросы вымирания: каким будет население Земли к концу столетия [Электронный ресурс]. URL: https://iz.ru/1426051/mariia-shaipova/voprosy-vymiraniia-kakim-budet-naselenie-zemli-k-kontcu-stoletiia (дата обращения: 15.02.2023).

36. Человечеству предрекли вымирание из-за стрессов [Электронный ресурс]. URL: https://mir24.tv/news/16472022/chelovechestvu-predrekli-vymiranie-iz-za-stressov (дата обращения: 15.02.2023).

37. Чуприкова Н.И. Психическая деятельность мозга. Язык и сознание. М.: Языки русской культуры, 2021.

38. Ярошевский М.Г. А.А. Ухтомский и проблема мотивации поведения // Учение А.А. Ухтомского о доминанте и современная нейрофизиология: Сб. науч. трудов. Л.: Наука, 1990.

39. Gould Stephen Jay. Times arrow, times cycle. Harvard University Press, Cambridge, London, 1987.

40. Lewontin Richard C. Biology as Ideology. Concord, Ontario: Anansi Press Limited Publishing House, 1991.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести